В 1968, в Лондоне, Евгений Светланов разжигает пламя во славу Скрябина.
2 апреля 2015 года, Бертран Буассард, Журнал Парижской филармонии

 «Поэма Экстаза» — оркестровый шедевр Скрябина, а также самая известная его партитура, которая тесно связана с именем Евгения Светланова. Те, кому посчастливилось услышать русского дирижера, исполняющего это богатое произведение, настоящую звуковую оргию, не забудут харизму, силу и напряжение, которые излучал Маэстро. 22 августа 1968 года, среди его редких выступлений в ту эпоху на Западе был концерт с Государственным симфоническим оркестром СССР (созданным в 1936) в Королевском Альберт Холле. В то время мало кто осмеливался браться за произведение мистического композитора. Самыми отважными были Леопольд Стоковский на Западе и Николай Голованов в России. Изначально, длинная поэма композитора, которая послужила основой для Пятой сонаты, начиналась такими словами: «Дух,
 жаждой жизни окрыленный, 
увлекается в полет… » Евгений Светланов полностью посвящал себя музыке. Его увлеченность приводили его к композиторам, которые незаслуженно находились в тени: в первую очередь, Скрябин и Метнер. Но он также брался и за невероятное количество партитур русских композиторов, а также возводил настоящий культ Малеру. С большим энтузиазмом он берется за «Поэму экстаза» и представляет ее как эпическую конфронтацию нескольких миров, пронизывающую и чувственную космогонию. Вся его энергия, все его духовные силы, его способность их перемешивать и превращать в необычайную алхимию, звуковые массы, насыщенные одним мощным стержнем, ведут к одной цели: непреодолимое крещендо финала, которое он умеет заставить длиться, как никто, с колоссальной силой в прямом смысле этого слова. Эффект, произведенный концертом, был невероятным и не мог не спровоцировать в публике огромную овацию. Светланов умер в 2002 году в возрасте 73-х лет. В воспоминаниях меломанов он остается артистом, способным приподнять почву каждой партитуры, чтобы привести слушателя к своего рода вечности. Его неугасающий романтизм из «другой» эпохи, который не позволял ему прикасаться к слишком «модернистским» произведениям, сделал его одним из самых вдохновленных и чувствительных музыкантов XX-го века.